Когда несешься между двух бесконечных полей на двухколесном снаряде между ног, ребрами ощущая давление ветра, а ушами слушая ветер — чувствуешь себя более живым. Активны почти все данные нам от природы качества. Компания из тела, инстинктов, эмоций, интуиции и логики, вновь становятся единой командой, они на время не спорят друг с другом, не тянут одеяло каждый на себя, а празднуют долгожданный корпоратив. Само собой приходит на ум то, что в нашем мире вообще появился такой феномен - быть более или менее живым. Нет ничего плохого в том, что мы загнали себя в комфортные условиях городской путаницы. Мы гарантируем себе наличие еды, крова, безопасности и противоположного пола лишь одним касанием по экрану телефона. Гарантируем себе то, что нас отвезут туда и обратно, дадут стул и лампу. Мы направили всю мощь нашего разума на узкоспециализированные задачи и наши чувства тоже стали узкоспециализированными. И в этом нет ничего дурного, таково условие эволюции, нас всех так или иначе раскидает по нишам во имя прогресса научного метода и культуры. Надо лишь просто не забывать о том, что в каждой голове хранится история протяженностью в два с половиной миллиона лет, пускай небольшой, но весомый пласт истории этой вселенной. Мы созданны чувствующими, чувствующими мы и должны оставаться. А двухколесный снаряд - самый сильный возбудитель, безошибочное лекарство от душной жизни, генератор для нейронов и ложка для мира.
Въехав в Казань, я хотел сначала осмотреть окрестности, а затем уже ехать на вписку. Что бы безопасно запарковать мотоцикл в любом городе, надо просто заехать под шлагбаум какой-нибудь гостиницы или ресторана и успеть быстренько смыться до выхода охранника из своей будки. Так я и сделал, припарковавшись рядом с мерседесами у какого-то дорогущего ресторана в самом центре Казани.
Весь оставшийся вечер я просто бродил по этим землям, наслаждаясь закатом, мечетями и красотой местных людей. Под конец я набрал Радика - того самого байкера, который несколькими часами ранее любезно справился о моих делах и прямо на трассе предложил мне свою пустующую квартиру в случае необходимости. Радик сам только что вернулся из трипа к другому городу, но подъехал почти сразу же на своем двухлитровом VTX и мы поехали через весь город под рокот перегревшихся двигателей.
Мы приехали в уютную однушку и Радик предложил оставаться на сколько захочу. Я решил воспользоваться этим и взять день отдыха. Следующий день мы решили отдохнуть от мотиков и на машине разъезжали по городу, посещая наиболее знаковые места. Мой спутник оказался очень душевным мужичком с очень насыщенным прошлым. Наверное в байкерской тусовке самая плотная концентрация интересных жизней.
На следующий день я уже хотел уезжать, но в списке дел было одно место, которое я не мог не посетить - Юрьевская пещера, одна из самых больших пещер в России, длиной более 500 метров, находящаяся в 120 км от Казани. Я предложил Радику совместный трип до нее и он живо согласился.
Будний день, светит яркое солнце, по берегу Волги с грохотом несется небольшой кортеж, состоящий их двух экзистенциальных аферистов. По краям расплываются кукурузные поля, по роже расплывается улыбка. И все хорошо, есть бензин и руки, голову не мучают мигрени, меня не тянет в прошлое, не хочется торопить будущего и мне совершенно комфортно в этом бескрайнем, и бездонном океане неизвестности. Я удивлялся, за что мне вообще досталась такая прекрасная жизнь.
Но я постоянно чувствовал некую досаду. Какой-то еле уловимый стыд. Я ловил себя на этом, когда просыпался без будильника, когда вкусно кушал, когда терялся в днях неделей, когда отходил от плана, когда оставался там, где захочу, когда не торопился и не торопил, когда делал то, чего по-настоящему хотел. Я бессознательно винил себя за проявление этих чрезмерных вольностей. Мне казалось, что я постоянно делаю что-то не так. Я испытывал стыд, испытывая свободу.
Покопавшись в этом парадоксе, я нашел свою гниющую легкость, разъедаемую червями принуждений. Я со всех сторон был обложен таким количеством ложных необходимостей, что не позволял себе искренне радоваться вместе с душой. В противовес любому легкому и простому решению всегда всплывало какое-либо «должен». Ты должен вставать в одно и тоже время, должен уходить на работу, должен обрести стабильность, должен хоть в какую-то часть своей жизни включить априорную необходимость, принять обязательство сделать то, чего тебе не хочется. Никто напрямую не заставляет меня это делать, просто чувствуется какое-то еле уловимое самопринуждение. И я понял, что сам же и являюсь причиной этого психотропного промаха. Я видел, как ходит на работу мой отец, как ходят на роботу родители моих друзей, затем я сам, после того, как бросил университет, без передышки отработал четыре плотных года и вокруг меня все далали так же, не задавая вопросов о причинах того, что и зачем мы делали. Такова страна, таковы традиции. Инстинкты, еда, кров, машина, адаптация, безопасность, внутриполовая конкуренция и вот я уже виню себя за то, что позволяю себе безмаршрутное путешествие с открытой датой.
Феномен русского человека. Тяжелые времена и никакой передышки. Безнадежно обязанный, в вечных страданиях и их поисках. Горб, как священный символ, дабы уважить честь предков. Легкость, как порок, ибо голод всегда близко.
И это не антисистемный памфлет против работы, четких планов и графика. Это попытка разглядеть встроенные психофизические привычки, влияющие на нас даже во времена абсолютного счастья. Оказывается, нужно прожить 27 лет, что бы стать новичком в нелегком деле наслаждения жизнью.
Страшно представить сколько таких мин вшито в мое беспросветное северное бессознательное.
И Юрьевская пещера оказалась ни чуть не лучше. Монументальный, темный, холодный и влажный лабиринт с подъемами и провалами, устраивающий из солнечного буднего дня твои собственные поминки. Поэтому мы постарались забраться как можно глубже, пока нас не остановил факт отсутствия снаряжения. Стало интересно, что будет, если провести там сутки, двое, пятеро.
Выбравшись на свет, мы без остановок помчали обратно, так как в этот день я хотел доехать сразу до Чебоксар, столицы иных поэтов, где у меня накануне организовалась вписка.
Сразу после выезда из Казани закатил лютый проливной. И я снова очутился в удивительном мире половой тряпки, впитавшей в себя до самых трусов всю изподколесную грязь. Только в такие моменты материшь себя за то, что сэкономил на дождевике. Но потом, когда просыхаешь, это снова кажется не таким уж важным. Ох уж этот чистый и наивный мир людских эмоций.
Приехав на вписку к позднему вечеру, я застал трех человек на большой кухне, где уже был накрыт стол. Слева от меня сидел Дима, забитый по самую шею татуировщик, справа - Катя, забитая по самую шею татуировщица, еще чуть правей - голопузый злодей с усыпанной молочными зубами улыбкой, играющий летающими мотоциклами. Эта семейка меня нехило вдохновила, расширив вариации того, что нужно для семейного счастья. Катя с Димой сводили меня в местную легендарную пиццерию, показали город, рассказали о местной жизни, а я прокатил мелкого бандита на мотоцикле, первый раз в его жизни. Потом будет говорить, что молоко на его губах высушил ветер во время байкерских покатушек.
Следующим пунктом была Москва. А точнее, деревня Барыбино, где я должен был провести обряд встречи с кое чем, плотно засевшим мне в душу и не желающим оттуда выбираться. Старый деревенский дом, солнечный луч сквозь шторы, подушка пахнущая возрастом, деревянный потолок. Потом Москва и балкон. Это неверное слово, вращай барабан дальше.
Затем неделя на Кропоткинской, неделя на Чистых Прудах, бар Энтузиаст и у меня образовался новый попутчик и новое направление. Я планировал доехать из Красноярска до Петербурга за пару недель, в итоге прошло уже пять, а я еще в Москве. Коль такая песнь разыгралась, самое время рвануть на Териберку.
Я давно хотел увидеть Онежское озеро, Кижи, Карелию, Белое и Баренцево море, Заполярье со стороны европейской части России и конечно же я очень соскучился по Ладоге. За бутылкой газировки было решено наверстать это сейчас.
Передовое общество, материальная стимулияция, приправленная ужином с одним из богатейших людей мира, немного бесцельных светских мероприятий вперемежку с многозначительными прогулками, 15 км бега по парку Горького и горсть собственного обесценения - такой была кухня двухнедельного трипа по Садовому кольцу.
План нового этапа путешествия сформировался сам собой: с востока обогнуть Онежское озеро, навестить исторически значимый остров Кижи, затем проехать по побережью Белого моря и по единственной трассе доехать до Мурманска, а затем и Териберки, уже ставшей популярным приемником различных модненьких фестивалей, а на обратном пути посетить карельские заповедники и в конце расслабить пятую точку, зависнув на Ладожском озере.
Путь на Кольский полуостров лежал аккурат через Ярославль, о котором я тоже был порядком наслышан, к тому же хост там образовался с невероятной скоростью.
По пути, уже с пассажиром и багажом, я снова распевал оду моему мотоциклу. В противовес тихоходности Энфилда наличествует его потрясающая тяговистость. Вкупе с низким центром тяжести, мне было совершенно пофиг сколько человек сидит сзади и сколько килограмм кофточек мы везем, это никак не влияло ни на скорость, ни на управляемость.
К обеду мы были уже в Ярославле, где нас встретил наш грядущий хост. К слову, с ним нам довольно крепко повезло, ибо им оказался @bikineyev , ходячий лингвистический и исторический справочник, который по телефону говорит то по-испански, то на иврите, попутно рассказывая подробную хронологию города. Ярославль плещет своей древностью и гордится ею, как достоянием. Возможно, как единственным достоянием. Мой скудный приезжий взгляд, помимо монументальности архитектуры некоторых районов и их чистоты, не нашел отличий от любого другого среднестатистического российского города.
На следующий день мы ехали просто в сторону Онежского озера. По пути не было крупных городов, позволяющих иметь шансы на вписку. Да и не хотелось мне уже паралона, людей и бетонных крыш, я соскучился по палатоньке и лесным ночевкам. И следующим спальным местом был уютнейший берег Кубенского озера. Привет, свежий воздух и звезды, здравствуй товарищ комар, дайте я вас всех обниму.
Утро же открыло всю красоту места, которое вчера не разгляделось в потемках. Мы проснулись на огромном теплом прянике из гравия и песка, а рядом подали исполинскую кружку горячего молока, куда я тут же и погрузился. Наконец-то неспешный завтрак, наконец-то свежий кофе с видом на бесконечность, наконец-то чувство дома и того, что имеешь право остаться тут надолго.
Ближе к обеду гашетка все-таки взвелась и мы снова ехали в направлении Онежского озера, без каких-либо дедлайнов. Уже в пути, даже за несколько сот километров, становится заметно приближение Онеги. Меняется растительность, воздух становится холодным, выплывают туманы, природа подыгрывает крупному водоему. Моя собственная природа подыгрывает тоже.
Как только начались первые признаки сумерек, мы свернули влево и всего через несколько километров лесной дороги очутились на песчаной оправе огромного чистого алмаза, каким-то образом сменившего свое агрегатное состояние. Весь этот простор пульсировал влажным теплым воздухом, сверху накатывались плотные облака, раскрашивая собой красный фон заката. У меня просто не оставалось выбора, поэтому я быстро возвел палатку, скинул вещи и побежал в воду, обнимать этот вечер.
Что на Ладоге, что на Онеге, сон - не совсем таковой. Ты не спишь, а приятно паришь над мхом и кустарниками, под гипнотический шепот волн. Вообще, эти два озера довольно похожи. Не только окружением, но даже береговой линией, разве что Онега менее людна.
Следующим днем мы хотели добраться до острова-музея Кижи, где собрали и бережно хранят средневековый архитектурный ансамбль быта северных народов. Дорога до него стелилась довольно замысловатым образом и мы точно не понимали с какого именно края надо заезжать, что бы попасть на сам остров. Интуитивно выбранный маршрут, которых проходил сначала по берегу Онежского озера, затем, через Медвежьегорск, по дырявому асфальту, гравийке и глине привел нас в Оятевщину, откуда уже невооруженным глазом был виден сам Кижский погост. Как только мы подошли к берегу, что бы понять вообще что тут происходит и как нам пробраться на остров, мы увидели причалившую лодку с военным дядей на корме.
-«Подбросите до Кижей»?
-«Мне-то не жалко, но уже поздно, как обратно будете выбираться?»
-«Что-нибудь придумаем»
-«Садись за весла, отчаливай»
Через 5 минут мы были на северной части острова, где таким же способом застопили военный уазик до юга, собственно, самого заповедника.
Все это было не зря, ибо там проникаешь прямо в голову карельских народов, со всем их бытом и архитектурными решениями, продиктованными суровой погодой.
Во всем заповеднике были только садовники, кошки, мы и огромная приближающаяся туча. Ближе к вечеру, я нашел в телефоне фото доски объявлений, которое успел сделать перед отправкой на остров, на котором значился номер телефона владельца лодки. Еще через час мы мчались по волнующемуся озеру, под накрапывающий дождик.
По дороге обратно стало понятно, что сухими нам спать сегодня все равно не суждено, поэтому мы проделали как можно больший километраж под ливень и молнии, до тех пор, пока сами не превратились в лодку. Потом долго искали более менее плоское место под ночевку. Потом искали еще и еще. Нашли мы его довольно поздно, к тому моменту, когда язык был самым сухим местом на моем теле.
Кажется, к этому моменту, мой мозг окончательно вспомнил в себе ящера. Когда надо он сухопутное, когда надо - рыба. Не так много значения имеет что там валится сверху, лучи, вода или снег, все есть природа. А значит бояться нечего.
Будет что передать в наследство.